Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере - Эрих Зелигманн Фромм

обо всех и обо всем с точки зрения их полезности для себя самого и фактически не способен любить. Этот эгоизм может быть явным, а может скрываться под самыми разнообразными бескорыстными жестами; динамически он все равно одинаков. Казалось бы, в таком типе личности существует зримое противоречие между всепоглощающей заботой о себе и недостатком заботы о других. Так разве мы не имеем здесь доказательство того, что забота об окружающих и забота о себе различаются? Это, безусловно, было бы так, будь себялюбие и любовь к себе тождественны. Но именно в этом предположении кроется заблуждение, повлекшее за собой столько ошибочных выводов касательно нашей проблемы. Себялюбие и любовь к себе не просто не тождественны, а на самом деле абсолютно противоположны.

Себялюбие является одним из видов алчности. (Немецкое слово Selbstsucht [пристрастие к себе] весьма метко выражает это качество, общее для всякого Sucht, то есть для всякого индивидуума.) Как и любая алчность, оно содержит элемент ненасытности, которая никогда не позволяет эгоисту получить истинного удовлетворения. Алчность – бездонная яма, истощающая человека бесконечными и безуспешными попытками удовлетворить потребности. Это замечание подводит нас к ключевому моменту: скрупулезный наблюдатель заметит, что, хотя эгоистичный человек всегда озабоченно интересуется собой, он никогда не бывает удовлетворен – не ведает покоя и постоянно движим страхом не получить достаточно, что-то упустить, чего-то лишиться. Он полон жгучей зависти ко всем, у кого чего-то больше. Если мы приглядимся еще внимательнее, особенно к бессознательной динамике, то обнаружим, что этот тип людей, в сущности, не любит себя, а испытывает к себе глубокую неприязнь. Загадку такого мнимого противоречия нетрудно разгадать. Эгоизм коренится именно в недостатке теплоты к самому себе. Человек, неприятный самому себе, не одобряющий себя, находится в состоянии постоянной тревоги о своем Я. Ему недостает внутренней уверенности, которая может существовать лишь на основе искренней теплоты и утверждения. Ему приходится хлопотать о себе, с жадностью добиваться всего для себя, поскольку его собственному Я фундаментально недостает уверенности и удовлетворенности. То же самое верно и в случае так называемой нарциссической личности, которая чрезмерно занята не столько добыванием чего-то для себя, сколько восхищением собой. Хотя на поверхности кажется, что эти личности сильно влюблены в себя, на самом деле они себе неприятны, а их нарциссизм, как и эгоизм, просто сверхкомпенсирует фундаментальный недостаток любви к себе. Фрейд отмечал, что нарциссическая личность отвращает свою любовь от окружающих и обращает ее на себя. Хотя первая часть этого утверждения верна, вторая является заблуждением. Такой человек не любит ни других, ни себя.

Этот механизм будет проще понять, сравнив его с гиперопекой и чрезмерной заботой о других. Будь то излишне радетельная мать или слишком заботливый муж, достаточно внимательное наблюдение всегда обнажает один и тот же факт: хотя рассудком эти люди полагают, что очень любят ребенка или мужа, на самом деле они испытывают по отношению к объектам своей заботы старательно вытесняемую неприязнь. Они чрезмерно пекутся о них, потому что вынуждены компенсировать не просто отсутствие приязни, а подлинную неприязнь.

У проблемы эгоизма есть еще одна сторона. Является ли самопожертвование предельным выражением бескорыстия, и, с другой стороны, может ли человек, который любит себя, принести эту величайшую жертву? Ответ полностью зависит от того, о каком самопожертвовании идет речь. Существует тип самопожертвования, на который особенно упирала в последние годы фашистская философия. Индивидуум должен посвятить себя чему-то внешнему, более масштабному и ценному – вождю или расе. Сам по себе человек – ничто, актом самоуничтожения во имя высшей силы он исполняет предначертание судьбы. В этой концепции жертвование собой ради чего-то или кого-то большего, чем сам человек, является как таковое величайшей достижимой добродетелью. Если любовь к себе, а также к другому, означает фундаментальное утверждение и уважение, то эта концепция находится в явном противоречии с идеей любви к себе. Но есть и другой вид самопожертвования: если кому-то понадобится отдать жизнь за идею, ставшую частью его самого, или за любимого человека, эта жертва может быть крайним выражением самоутверждения (конечно, утверждения не своего физического Я, но Я в смысле ядра совокупной личности). В этом случае жертва не является целью сама по себе; это цена, которую необходимо заплатить за реализацию и утверждение самого себя. В последнем случае самопожертвование опирается на самоутверждение; а то, что можно назвать мазохистским самопожертвованием, проистекает из недостатка любви и уважения к себе; оно по сути своей нигилистично.

Проблема себялюбия имеет особую значимость для психотерапии. Невротический индивидуум часто эгоистичен в том смысле, что у него имеется блок на отношения с окружающими или же он чрезмерно тревожится о себе. В этом нет ничего удивительного, так как невротичность предполагает отсутствие успешной интеграции сильного Я. Безусловно, «нормальность» вовсе не означает ее наличия. У большинства хорошо адаптированных индивидуумов она означает, что те утратили собственное Я в раннем возрасте и полностью заменили его социальным Я, предложенным обществом. Они не испытывают невротических конфликтов по причине отсутствия у них Я, а следовательно, и противоречия между Я и внешним миром. Невротик часто бывает начисто лишен эгоизма, ему не хватает уверенности в себе, а при следовании собственным целям он упирается в блок. Его неэгоистичность имеет, в сущности, ту же причину, что и себялюбие. Ему практически всегда не хватает истинной любви к себе. Вот что ему нужно, чтобы выздороветь. Выздоровев, невротик не становится нормальным в том смысле, в котором «нормально» приспособленческое социальное Я. Он успешно реализует собственное Я, которое не потерял без возврата и которое пытался сберечь прежними невротическими симптомами. Таким образом, теория, подобная теории нарциссизма Фрейда, которая рационализирует культурную форму очернения любви к себе путем отождествления ее с эгоизмом, в терапии не может иметь никаких последствий, кроме разрушительных. Она усиливает табуированность любви к себе. Ее влияние можно назвать положительным лишь в том случае, если психотерапия будет направлена на то, чтобы помочь индивидууму не стать самим собой, то есть свободным, спонтанным и творческим – черты, традиционно позволительные только людям искусства, – а отказаться от борьбы за свое Я и подстроиться под культурную форму мирно, без шумихи и невроза.

В нынешнюю эпоху наблюдается все возрастающая тенденция низвести человека до уровня песчинки, от которой ничего не зависит. Авторитарные системы стараются уменьшить индивидуума до безвольного и бесчувственного орудия в руках тех, кто держит поводья; они подавляют его террором, цинизмом, государственной властью, массовыми демонстрациями, пламенными речами ораторов и всеми прочими средствами внушения. Когда в конце концов индивидуум начинает чувствовать себя слишком слабым, чтобы существовать в одиночку, они предлагают ему удовлетвориться возможностью разделить силу и славу великого целого,